Алексей Учитель спродюсировал семейное кино «Летучий корабль» и рассказал о взаимодействии с сыном-режиссером


Седьмого марта на экраны страны выйдет семейное кино «Летучий корабль», созданное студией «РОК» по мотивам всем известного мультфильма, но адаптированное в современном ключе. Режиссером выступил Илья Учитель, продюсер — его отец Алексей Учитель, оба ВГИКовцы, поэтому и беседа получилась о преемственности.

вопросы задавала Елена Грибкова ǁ фото из архива Алексея Учителя


Алексей Учитель:«Притягивает  запредельное»

— Алексей Ефимович, в последнее время сказки как-то невероятно востребованы в нашем обществе. Вы тоже поддались общему порыву? Что стало основным побудительным мотивом для реализации идеи?

— Конечно, некая конъюнктура имела место быть, хотя мы этот фильм делали два с половиной года, то есть начали задолго до того, как вышли все громкие премьеры. Сегодня действительно наблюдается большая потребность в добрых семейных картинах. Изначально мы рассматривали несколько вариантов, но остановились в итоге на «Летучем корабле». Многим с детства полюбились яркие персонажи этой сказки — от своенравной принцессы Забавы и милого ее сердцу простолюдина-изобретателя Ивана до одинокого Водяного и веселых бабок-ёжек, а песни на музыку и слова Максима Дунаевского и Юрия Энтина давно и прочно вошли в наш культурный код. Мультфильм длится чуть больше пятнадцати минут, а у нас полнометражная работа, поэтому мы подключили талантливого молодого сценариста Константина Челидзе, с которым Илья работал и над своими предыдущими картинами, включая масштабный фильм «Стрельцов» о гениальном футболисте. Мне нравится, что «Летучий корабль» создавала молодая команда с актерами, где сплошь звездные имена. Ребята как-то с энтузиазмом взялись, и мы быстро начали съемки, иногда радуясь, иногда проклиная все на свете из-за безумных сложностей. Только на «Мосфильме» было построено четыре гигантских павильона, которые в рамках экскурсий уже посетили сотни московских и подмосковных школьников. Экстерьер дворца снимался в усадьбе Марфино, где специально для фильма был выстроен красивейший фасад, а эпизоды с волшебными существами разворачивались в живописных лесах и болотах Подмосковья. Отдельной строкой хочется отметить удивительные костюмы художника Надежды Васильевой, супруги Алексея Балабанова. Надя — большой наш друг, практически член семьи, мы с ней вместе работали не над одним проектом, и на мой субъективный взгляд, она лучшая в профессии сейчас в стране. Она настолько широко мыслит, концептуально, что порой ее предложения кажутся даже слишком оригинальными, но они совершенно завораживают.

— Категорически с вами согласна, что за режиссуру нужно браться в молодом возрасте и не ждать, когда «дорастешь». Получается, чем раньше войдешь в процесс, тем лучше, верно?

— Правил как таковых не существует — опыт любого возраста интересен. Но я такой вывод сделал на основе наблюдений за студентами в своей режиссерской мастерской во ВГИКе. Большинство же приходит в вуз 16–17‑летними, сразу после школы. И 70% среди них — девушки. Этот факт меня сначала поразил, но теперь я уже с ним смирился. Хотя профессия тяжелая и морально, и физически, и психологически. Если занимаешься кино всерьез, то это уже даже не работа, а образ жизни. Надо управлять в павильоне, где две-три сотни массовки плюс ведущие артисты, которые у тебя должны составлять единый ансамбль, играть с полной отдачей. Ничего путного не выйдет, если режиссер не создаст нужную обстановку. Помню, как в моей первой игровой картине «Мания Жизели» позвал на одну из главных ролей абсолютного мэтра Михаила Михайловича Козакова. Он смотрел на меня довольно снисходительно, особенно когда в любовной сцене я посмел ему что-то объяснять. Тем не менее мы с ним договорились, что будем снимать варианты — один дубль как он видит, второй — как я. Так что работа с легендами — это далеко не всегда просто.

— Получается, много у нас девчонок с мужским характером…

— Да, это данность. Но в смысле результата все так же, как и у мужчин, есть более талантливые, есть менее.

— Педагогика теперь ваша многолетняя страсть?

— Когда мне восемнадцать лет назад позвонили из родного ВГИКа и предложили набрать мастерскую, я отбрыкивался, у меня же свои проекты, еще ежегодный фестиваль «Послание к человеку», совершенно уникальный, где в конкурсе участвуют документальные ленты, игровые и анимационные. Даже помыслить не мог, что стану преподавателем. Но меня все-таки уломали, пообещав дать определенную свободу в подходе. Для меня было очевидно, что многое надо менять в подготовке будущих режиссеров, от теории сразу переходить к практике. Оттого мастерская и называется экспериментальной. Я за реформы, без всяких нудных лекций о своем творчестве. Уже в первый день сообщаю ребятам, что через неделю жду от них синопсисы по игровому и документальному кино. И в каждую сессию — сдача фильма. К слову, сразу талант невозможно считать — требуется хотя бы год-полтора, чтобы увидеть потенциал. Из двадцати пяти человек в начале к финишу приходят максимум пятнадцать. Но, сняв за четыре года девять фильмов, включая дипломный, по ремеслу они готовы. Так что за них уже не беспокоюсь. А дальше все зависит от их одаренности. Сегодня благо есть где развернуться. Здорово, что появилось много платформ — это увеличивает возможности. Правда всегда вопрос в идеях и сценариях. Это слабое место не только в институте, но и во всем нашем кинематографе.

— Расскажите о взаимодействии с сыном-режиссером. Пытались по-отечески подсказывать?

— Я не склонен влезать. Даже в дебютные проекты, которые делаются у нас на студии, вмешиваюсь лишь на раннем этапе, а потом уже только смотрю отснятый материал, но не контролирую никого на площадке. Понятно, что в коммерческом, зрительском кино продюсерского влияния гораздо больше, нежели в авторском. Этому есть причины — огромный бюджет, который следует не только достать, но и грамотно использовать. Знаете, как правило, я активно внедряюсь в кастинг, для меня это интересный процесс. В «Летучем корабле» мы открыли два новых таланта, Ксению Трейстер и Александра Метёлкина, которые сыграли главные роли. У нас блистают такие звезды, как Леонид Ярмольник, Федор Добронравов, Сергей Гармаш и многие другие. Интересным решением стало позвать Полину Гагарину в качестве не певицы, а именно актрисы, ведь она окончила школу-студию МХАТ. Такой ход нам, безусловно, добавил очков.

— Чем Илья как режиссер в корне отличается от вас?

— С сыном мы только внешне похожи, а в работе совершенно разные, слава богу. Илья создает легкую, раскрепощенную атмосферу на площадке, с шутками. Я же, наоборот, стараюсь держать нерв, чтобы все находились в тонусе. И я всегда недоволен, а он как-то умудряется добиваться своего без сверхусилий, мягко, дипломатично, на драйве, и я в этом смысле ему завидую.

— Если вернуться к началу вашего пути — вы появились на свет в Санкт-Петербурге, в семье, где мама — редактор в издательстве «Искусство», а папа — оператор и режиссер на Ленинградской студии документальных фильмов, и впоследствии именно он рекомендовал вам поступать на операторский факультет, чтобы знать ремесло изнутри.

— Конечно, я к отцу прислушался и много лет, как и он, занимался документальным кино. В игровое перешел случайно и потом даже немного жалел, что все-таки поздно его для себя открыл. Меня совсем не принуждали продолжать династию. Я ходил и в фотокружок, и в кинокружок, часто бывал на съемках у отца, и меня все это привлекало. Но не целиком уходил в киножизнь, спорт, например, всегда любил. И сегодня люблю играть в большой теннис, мы регулярно встречаемся с Ильей на корте. Только если раньше я сына нередко обыгрывал, то теперь мне эти не слишком частые победы даются уже с трудом, но я изо всех сил сопротивляюсь.

— А что еще вы делаете на досуге?

— Вообще у меня его нет — все время в работе. Хорошо, если ложусь спать часа в два ночи. Но, как правило, позже. Живу без выходных. Лишь на теннис выкраиваю время. А кино смотрю только на фестивалях. Просмотр сериалов — большая редкость для меня, но посмотрел нашумевший «Слово пацана» еще и потому, что в нем снималась моя четырнадцатилетняя дочка Аня. Там были очень жесткие сцены, и ей пришлось непросто. Но это не первая ее роль, и, по-моему, она справилась. Видимо, генетически передались способности от мамы.

— Дом ваших родителей отличался открытостью? Часто приходили гости и велись разговоры об искусстве?

— Папа очень много работал, часто отбывал в командировки, и, поскольку он занимался документалистикой, артисты к нам не ходили. А вот мама как раз была по работе знакома с режиссерами и часто водила меня в театр. Разумеется, иногда у нас собирались кинематографисты, но это не носило постоянного характера. Кстати, по поводу гостей, думаю, что они еще собирались нечасто, так как мама совсем не любила готовить. Она была вся в работе, обожала театр, кино, и мы с папой всегда ей первой демонстрировали свои кинотворения, и она неизменно давала весьма точные оценки. Но при всей своей тяге к искусству на пенсию она вышла в срок — решила, что хватит, и неожиданно для всех начала очень вкусно и с удовольствием готовить.

— Любопытно, а вы переняли какой-то отцовский метод в подходе к работе?

— Наверняка. Я произвожу впечатление мягкого, спокойного человека, притом что могу быть чрезвычайно резким. Но это не самое главное. Папа научил меня одной важной вещи — нельзя снимать кино, если ты не влюблен в материал, в тему, в героя. Даже если персонаж этот сугубо отрицательный. Вроде прописная истина, но ее не все придерживаются. А ведь правда, если нет симпатии, то дело плохо. Отец много снимал портретных фильмов и неизменно был на стороне своего героя.

— Кстати, вы тоже отличаетесь страстью к биографическим произведениям. На вашем счету, кроме картин «Прогулка», «Край», «Космос как предчувствие», есть ленты «Дневник его жены», «Цой», «Матильда».

— Большинство фильмов у меня все-таки не связаны с историями знаменитых личностей, но меня прежде всего цепляет человек, находящийся в экстремальной ситуации. Ему предстоит прыгнуть в пропасть, в неизвестность, и вот что там в состоянии полета происходит? Притягивает запредельное, когда герой должен принять решение в критических, неожиданных для него обстоятельствах. И все это было и у великих балерин Спесивцевой и Кшесинской, и у замечательного классика Бунина. И вот этот прыжок в пропасть, когда неясно, приземлится удачно или нет, для меня самый интересный. Поэтому в будущем году мы начнем съемки картины о Шостаковиче. Только не подумайте, что это будет кино, где все время человек сидит у рояля. Мы планируем не байопик в классическом смысле, а то, что я называю фильмом-притчей в свободной форме. Естественно, жизненные факты обязательно будут присутствовать. Но все равно это будет особый драматургический подход с наиболее выразительными эмоциональными моментами. Дмитрий Дмитриевич тоже ведь падал в пропасть, но при этом сохранял себя, хотя жил постоянно не только с физиологическим страхом ожидания ареста, но и с личными проблемами и при этом очень много писал. Не только симфоническую музыку, но и множество песенных хитов. Оказывается, он даже мюзикл сочинил на спор — проиграл в преферанс Исааку Дунаевскому и Леониду Утесову. В интернете он есть, кстати, если захотите, можно послушать. Безусловно, бесконечная стрессовая нагрузка — война, блокада, обвинения в музыкальном формализме — на него сильно давила, но гений брал верх.

— Знаю, что у вас есть великолепная традиция: перед началом съемок вы собираете всю группу под Питером, где читаете сценарий, репетируете, общаетесь, устраивая застолья, что явно помогает незнакомым людям стать командой.

— Да, но надо сказать, что костяк группы у меня неизменный, мы дружим и работаем много лет. Просто когда все встречаются на площадке в первый съемочный день, обычно уходит неделя, чтобы почувствовать друг друга. А так уже все готовы, потому что на читках даже каскадеры присутствуют. Знаете, тут важно, что все на выезде. Я и снимать люблю в экспедициях, где нет никаких отвлечений, в том числе и с постановками в репертуарном театре. С моей точки зрения, когда все приезжают из дома и вечером уезжают обратно, кино это не на пользу. Идеально же, чтобы они только этим жили. По крайней мере, мой режиссерский прагматизм в этом. Не случайно мой лозунг — сегодня снимаем гениально! Никак по-другому. Никаких компромиссов быть не может. Фильм — это не спектакль, где даже после премьеры можно что-то поправить. На площадке важно каждый день и в каждом кадре добиваться максимального результата, права на ошибку нет. Между прочим, мы довольно долго не занимались сериалами и в данный момент планируем сделать сериал о Королеве, затем о Пушкине, а сейчас Анна Матисон завершает съемки сериала «Плевако» о блестящем адвокате второй половины XIX века, которого потрясающе сыграл Сергей Безруков. Премьера планируется на конец 2024 года.