У художественного руководителя Театра Наций Евгения Миронова есть свое собственное магическое заклинание. В особо сложных ситуациях он говорит себе: «Женя, ты Гамлета играл!». И все получается. И одновременно организовать два фестиваля и гастроли, и стоять у руля в театре, и снимать, и сниматься в кино. Какой ценой? Узнаем у него самого.
— Евгений Витальевич, впереди сразу два больших фестиваля — в Магнитогорске и Тобольске, а между ними еще и гастроли в Санкт-Петербурге. Где по ощущениям лучше играется, на родной сцене или на других театральных площадках?
— Играется лучше там, где больше отдача от зрительного зала. А это не всегда бывает в Москве. Мы уже шестой год проводим «Театр Наций FEST» в Тобольске, и я должен сказать, что в этом городе очень хороший зритель — насмотренный, взыскательный, но восприимчивый ко всему новому. Мы привозили в Тобольск даже VR-спектакль «Я убил царя», и он имел большой успех. С Магнитогорском другая история. Там пройдет XX Фестиваль театров малых городов, на который съедутся 16 творческих коллективов со всей России. И если бы не поддержка Министерства культуры и лично губернатора Челябинской области, такой масштабный проект трудно было бы осуществить. Ведь ФТМГР — это не только конкурс и показ гостевых спектаклей, но и обширная программа из лекций, семинаров, мастер-классов, направленная на обмен опытом и повышение художественного уровня.
А Санкт-Петербург — это вообще отдельная история. Я ведь по 8 месяцев жил в северной столице, когда снимался в сериалах «Достоевский» и «Идиот». Я прочувствовал и полюбил этот город не как турист, а, смею сказать, как житель. И гастроли в Петербург для меня еще со времен работы в «Табакерке» были своеобразным экзаменом, возможностью окунуться в энергетику архитектурных, музыкальных и театральных шедевров, чтобы посмотреть на себя со стороны и понять, куда двигаться в творческом плане дальше.
— По какому принципу вы отбирали спектакли для гастролей в Питере?
— Мы хотели показать разнообразие репертуара Театра Наций. Ведь у нас ставят режиссеры разных школ и разных поколений. «Дядя Ваня» Стефана Брауншвейга и «Мастер и Маргарита» Робера Лепажа — это образцы западной режиссуры. «Ходжа Насреддин» — великолепный кукольный спектакль питерского режиссера Анны Викторовой. «Прыг-скок, обвалился потолок» — признание в любви советскому драматургу Геннадию Шпаликову от Марины Брусникиной. «Саша, привет!» — острое высказывание Марата Гацалова на основе романа современного писателя Дмитрия Данилова. «Кто боится Вирджинии Вулф?» — новое прочтение классической пьесы Олби молодым, но уже очень востребованным Данилом Чащиным. Судя по тому, что билеты раскупаются очень хорошо, петербургским зрителям наш выбор понравился.
— Репертуар вашего театра очень разный. Каким должно быть произведение, чтобы его поставили в Театре Наций? А что для вас абсолютное табу?
— Табу — скука и отсутствие таланта. Принцип отбора произведений один — благодаря материалу мы должны совершить какое-то открытие. Для самих себя в первую очередь. А потом оно может попасть или не попасть в зрителя. Но нужно рисковать, чтобы продолжать развиваться, расти с каждым спектаклем. Ведь театр — это способ познания жизни, и все мы здесь в конечном счете, пусть меня проклянет директор, не для кассы, а для того, чтобы что-то новое про себя узнать. Отсюда и такой разброс тем, авторов, жанров. Для меня, например, «Ходжа Насреддин» и «Иванов» — совершенно непохожие спектакли, но оба про поиск смысла жизни.
Театр всегда привлекал особое внимание властей, потому что, в отличие от кино, он мгновенно откликается на ситуацию. Театр про здесь и сейчас, про разговор со зрителем. Даже в тяжелые времена этот разговор не прерывается, просто идет эзоповым языком.
Возьмем, к примеру, «Кабаре». Абсолютный кинематографический шедевр, мощнейшее антифашистское высказывание Боба Фосса. Почему это название появилось в афише Театра Наций? Потому что напряжение сфокусировалось на конкретной теме. Дальше встал вопрос: есть шедевр, а что театр может добавить к знаменитому мюзиклу? И мы с режиссером Евгением Писаревым стали искать выразительные средства. Нашли молодого хореографа Дмитрия Масленникова со своим свежим видением, прекрасный художник по костюмам Виктория Севрюкова придумала целый мир берлинского кабаре, а дальше — кастинг, кастинг, кастинг. Ставки увеличивались с каждым этапом работы. В какой-то момент нашел на ютубе видео с финальной песней Салли. В той интерпретации героиня умирала, артистка на нем не пела — кричала. Показал этот кусочек Жене Писареву и Саше Урсуляк. Не для того, чтобы сделать также, а для примера, до какой степени отчаяния мы должны дойти в этой истории. И я рад, что спектакль сложился именно таким, каким мы его задумывали. Для меня «Кабаре» — спектакль-поступок. Как и «Прыг-скок, обвалился потолок» с той же Урсуляк. Я был удивлен, когда Марина Брусникина принесла этот сценарий Геннадия Шпаликова, который никогда не был экранизирован. Тексту лет пятьдесят, а свежесть необычайная! Тут тебе и щемящая трогательная любовь к этому спившемуся главному герою, и биография самого автора… Меня материал очень тронул, ведь это еще один отличный повод разобраться в нас сегодняшних.
— Сколько времени у вас обычно проходит от задумки до воплощения творческого проекта?
— Бывает по-разному. Есть режиссеры, с которыми хочется поработать, и дальше мы начинаем искать точки соприкосновения. На это может уйти год, а может, два. С одной стороны, интересно, на какую тему режиссеру хочется высказаться, а с другой — как эти «хотелки» режиссера совместить со стратегией нашего театра. У нас нет труппы, и мне не нужно думать о том, чтобы занять огромное количество артистов работой, чтобы они не простаивали, но в Театре Наций сложился определенный актерский костяк, и мне хочется заботиться об их профессиональном росте.
Были мировые режиссеры, с которыми мы по семь–восемь лет искали материал. Бывало, что они предлагали сделать в России ремейк уже существующего спектакля, и я отказывался, потому что это не новый путь, а работа для галочки — мы привезли известного режиссера. Бывало, что включалась боязнь работать с русскими артистами без знания языка. Очень много составляющих должно совпасть, чтобы проект запустился.
При этом есть важные темы, на которые хочется поговорить. Например, искусственный интеллект. Это ведь не только наше будущее, это еще и огромная опасность. Хотелось бы поговорить на эту тему языком театра, но пока идут поиски режиссера. Или мы заговорили про Эдварда Сноудена с одним западным режиссером, и возникла тема, что информация в наш сумасшедший век становится мощнейшим оружием — страшнее, чем ядерное. Посмотрим, получится ли сделать из этой темы спектакль.
— Сложно ли сегодня найти единомышленников среди актеров, драматургов, режиссеров?
— Те, кто не единомышленники, сами отпадают, потому что понимают, в Театре Наций все с самого начала заточено по высшему разряду, по гамбургскому счету. Это касается и тех, кто работает на сцене, и тех, кто за кулисами. Иногда лучше получается, иногда хуже, но мы должны сделать все, что от нас зависит. Тех, кто не способен, кто только делает вид или пришел за деньгами, сразу видно. Им становится некомфортно в нашей большой машине, мчащейся на огромной скорости. К сожалению, мне приходилось расставаться с очень близкими людьми, которые приходили работать в этот театр. Они замечательные, но не для Театра Наций.
— Вы много играете на сцене, часто снимаетесь в кино, возглавляете театр и занимаетесь благотворительностью. Как на все хватает времени?
— Не хватает. И в каждом интервью я не устаю просить прощения у моих родных и близких людей за то, что работа отнимает так много времени. Но по-другому жить уже не могу. И в благотворительных фондах, и в кино, и в театре со мной работают команды высокопрофессиональных людей. Благодаря им мне удается реализовывать самые разные проекты. Делегировать полномочия, доверять работу профессионалам, ставить четкие цели я научился далеко не сразу. Когда только возглавил Театр Наций, все пытался делать сам — от переговоров с режиссерами до покупки туалетной бумаги. Но потом понял, что это утопия. В конце концов я просто сойду с ума.
— Когда снимаетесь в кино или играете в спектаклях, то беспрекословно идете за волей режиссера или, если что-то считаете неправильным, вступаете в дискуссию? Случалось ли отказываться от постановки или съемок из-за несовпадения взглядов на материал?
— Я из тех актеров, которые проводят большую работу над ролью. Стараюсь максимально изучить своего персонажа, время, в котором происходит действие, обстоятельства. Исходя из этих знаний, могу что-то предложить режиссеру, что, как мне кажется, пойдет на пользу моей роли. Но вообще на площадке кто-то один должен быть главным. У меня у самого нет никаких режиссерских амбиций. Это ведь работа в долгую — нужно придумать историю, написать сценарий, снять фильм, смонтировать. На это иногда уходят годы. А я не могу жить в таком ритме, я спринтер. Поэтому давно уже перестал ждать интересных предложений от режиссеров как в театре, так и в кино, сам инициирую интересные для меня проекты. По примеру известных западных артистов основал свою кинокомпанию «Третий Рим», и сейчас, например, мы работаем над многосерийным фильмом о жизни исследователя и писателя Владимира Клавдиевича Арсеньева.
— Если попросить вас перечислить самые знаковые вехи вашей жизни, то что войдет в этот перечень?
— Не люблю делить свою жизнь на периоды. В ней все идет своим чередом. Но, конечно, если оглядываться назад, то есть реперные точки: встреча с Олегом Павловичем Табаковым и поступление в Школу-студию МХАТ; «Гамлет» Петера Штайна, который дался мне таким трудом, что до сих пор в особо сложных ситуациях я говорю себе: «Женя, ты Гамлета играл!»; приход к руководству Театром Наций; рождение сына. В какой-то момент мы в театре достигли всего — получили все призы, работали с лучшими режиссерами мира, реализовали самые амбициозные проекты. И я с ужасом стал думать, а что же дальше, куда двигаться? Но жизнь сама подкинула проблем. Мы все попали в перелом эпох, на наших глазах происходят тектонические сдвиги во всем мире. В такое сложное время, мне кажется, лучший выход — постараться сохранить себя, продолжать делать свое дело. Театр — место силы, зритель приходит к нам со своими вопросами и делает важные для себя открытия, приходит просто за поддержкой. В конце концов театральный зал — это место, где ты не одинок, и наш театр продолжает играть спектакли, выпускать премьеры несмотря на все трудности.
— Страшно спросить, но вы когда-нибудь отдыхаете? Можете отключить телефон и посвятить время себе?
— Нет, выключить телефон невозможно. Во-первых, у меня пожилая мама, я всегда должен быть на связи. Во-вторых — сын, которому нужно мое внимание и включение в его жизнь. Сегодня я заново открываю мир, но теперь уже его глазами. Я достаточно долго не отдыхал, много гастролировал, объехал весь мир, но ничего не видел, кроме гостиничных номеров. Например, ездил Театр Наций в Гонконг, все на пляж смотреть лазерное шоу над заливом, а я повторял текст, потому что вечером играть Гамлета. Для меня Гонконг начался и закончился в аэропорту. И так было в любой точке мира. А сейчас вместе с сыном с огромным удовольствием впитываю новые знания. И где бы ни был, что бы ни видел — все идет в топку моей работы. Например, сегодня смотрю новости и натыкаюсь на потрясающий рассказ Анатолия Папанова о том, как он воевал. Рассказ не литературный, но настолько пронзительно честный… О том, как он боялся, как бросил раненого друга и убежал. Я тут же подумал: «Боже, и Смоктуновский воевал…» Собрать бы рассказы наших потрясающих артистов не о том, какие роли они играли, а о том, что такое… даже не война, а как остаться людьми в этих экстремальных обстоятельствах. Или другой пример: был я во Владивостоке, и мне говорят: «Хотите, покажем парк, где живут приамурские тигры?» Конечно! Показали фотоловушку, которая фиксирует, сколько тигров осталось, рассказали, как борются с браконьерами. Ну, конечно, это фильм! А потом я узнал про Арсеньева, закрутилось-завертелось, и вот спустя четыре года начинаем съемки. И так всегда происходит, если ты творческий человек, потому что ничто так не вдохновляет, как впечатления. Нужно же этим впечатлениям как-то отплатить, запечатлеть их, чтобы они остались еще в чьей-то памяти, не только в твоей.
Беседовал Максим Андриянов ǁ фото: Ира Полярная / Пресс-служба Театра наций
