Этому парню, уроженцу небольшой деревни в Удмуртии, повезло стать студентом первого набора нового учебного заведения — Московской театральной школы Олега Табакова, а сейчас он уже сам в ней преподает и десять лет выходит на сцену родной «Табакерки» на равных с ее корифеями.
— Артур, многие ваши коллеги сегодня ориентированы на кино и не рвутся в штат стационарного театра. Вы же, наоборот, давно играете на подмостках и пока не обласканы кинематографом…
— Знаете, никогда не стоял перед таким выбором — настолько захвачен работой в нашем театре, что даже на киношные пробы не хожу. Не то чтобы против — если все вдруг срастется, я только за, но без ущерба для театра, он для меня в приоритете. Помню, как меня вводили в эти проекты, когда это здание на Сухаревской только открывалось — была большая честь. В нашем театре особенно чувствуется преемственность поколений: вот мне двадцать восемь лет, вроде еще молодой, но в то же время со мной на сцене рядом играют шестнадцатилетние студенты, которых мы сами зовем, и наблюдаешь уже за следующей сменой, стараешься держать себя в тонусе.
— В чем еще «Табакерка», на ваш взгляд, уникальна?
— Помимо дружеской, теплой атмосферы, когда все держатся друг за друга, у нас еще царит и строгая рабочая. Я не слышал, чтобы в каком-то еще театре после каждого спектакля актеры собирались, и художественный руководитель устраивал подробный разбор спектакля. Даже после детских постановок у нас такое происходит. Владимир Львович Машков их смотрит и делится своими замечаниями, предложениями. По-моему, это круто! Знаете, я очень люблю этот театр и когда доучивался у Олега Павловича, даже не представлял себе, что смогу играть где-то еще. Мне близка именно наша система координат, где органично передается знание и опыт от старших артистов к младшим. Привлекают эти буквально несколько рукопожатий от великих: от Станиславского к Топоркову, от Топоркова к Табакову и от Табакова к Машкову. Надо сказать, что с приходом Владимира Львовича многое кардинально поменялось в театре. Он стал гораздо более динамичным, что ли. Ритм, темп, энергия зашкаливают как на сцене, так и за кулисами, в репетиционном зале, на наших открытых мероприятиях. То есть у нас все происходит в таком вечном движении, без остановок.
— Какой Машков режиссер?
— Внимательный и сверхтребовательный. Обладатель исполинского таланта, он и от нас хочет моментального исполнения той или иной задачи. Когда видит, что мы иногда не успеваем, может чуть-чуть расстроиться.(Улыбается.) А какой подарок, когда Владимир Львович рядом с тобой на сцене! Считается, что спектакль сыгран хорошо, если ты не сам по себе существуешь, а замечаешь, что происходит с твоим партнером — важно взаимодействие, так вот Машков в этом смысле суперартист. Вчера мы играли такой густо-населенный спектакль «Ревизор», где Владимир Львович в роли городничего, так он успевает быть и персонажем, и режиссером — следит за всеми, подсказывает, и все с живыми глазами. Я в роли Бобчинского—Добчинского ухожу в монолог, чуток перебираю, и он мне шепчет: «Тише!» Вот такие вещи дорогого стоят, конечно.
— Глядя на него, наверняка возникают мысли и о собственной режиссуре?
— Безусловно, глядя на такого мастера, хочется соответствовать. Он вдохновляет. Пока больше работаю со студентами в рамках учебы, но вполне возможно, в будущем сделаю что-то для театра, посмотрим. Пока же я жаден до актерства. Вот, например, Дмитрия очень хочу сыграть в «Братьях Карамазовых». А еще какого-нибудь властного тирана. Есть желание вскрыть своего внутреннего демона. (Улыбается.)
— Помимо худрука у вас есть личности в театре, у которых тоже можно учиться, это и Сергей Угрюмов, и Виталий Егоров.
— Да, и Сергей Викторович, и Виталий Михайлович были моими педагогами, поэтому я всегда могу к ним обратиться с любыми вопросами, особенно если это касается спектаклей, которые они курируют. У нас такая опция тоже есть — ответственный за постановку.
— Вы стали педагогом в двадцать один год. Сложно поначалу было?
— Свою деятельность я называю педагогированием. (Улыбается.) Пока еще рано числиться учителем, но с радостью хожу на занятия и надеюсь, что есть от меня какой-то толк ребятам. По-крайней мере благодарности от своих бывших студентов получаю. Олег Павлович говорил, что педагог должен уметь восхищаться, а это, между прочим, крайне сложно в творческой среде. И вот именно искренний восторг перед чужим талантом необходим, незамутненный ни завистью, ни ревностью, чтобы потом его грамотно развивать. И я доволен, что взрастил в себе это качество — понимание, что кто-то может быть лучше тебя, и это прекрасно, в этом смысл профессии педагога — гордость за ученика.
— Вы ученик Олега Павловича, можете вспомнить какие-то эпизоды с ним связанные?
— Помню, когда я пришел в школу уже в качестве педагога, Олег Павлович, увидев меня, стал хохотать в голос. Он вспомнил мой этюд про пьяного вэдэвэшника, который я показывал еще на первом курсе. Нам, безусловно, повезло, потому что Олег Павлович приходил к нам на мастерство, обсуждал этюды, говорил какие-то важные вещи. Он же всегда в беседах возвращался к истокам, к Саратову, к своей родне. И это было очень ценно. Он воспитывал в нас человеческие качества, любовь. Табаков был невероятно душевно щедр, очень много отдавал людям и обладал интуицией — видел одаренность, но и к ней относился довольно строго. Мы все его уважали и старались не подкачать. Бесспорно, Табаков человек планетарного масштаба, и Машков столь же грандиозно продолжает начатое им дело.
— А вы ведь довольно мудрено попали в актерство.
— Родился я в деревне Кестым, а через полгода маму, микробиолога, по распределению направили в Кировскую область, в закрытый военный городок. Там я уже рос и посещал все имеющиеся кружки и секции. Увлекался баскетболом, ходил в музыкальную школу, играл на фортепьяно, пел в хоре. Очень благодарен своему педагогу Ольге Анатольевне Южаниной, которая занималась со мной на инструменте. Изначально хотел играть на гитаре, как мама, мне казалось, что это как-то больше по-пацански, но в результате девять лет играл гаммы. Сложные взаимоотношения у меня были с фортепиано — я в сердцах бил его стулом, а оно мне мстило, однажды просто накрыв своим весом. (Улыбается.) Хотя гитару я все равно освоил — играю сейчас иногда для себя, пишу песни. Воображение у меня всегда было богатое — нравилось спуститься во двор и гонять в одиночестве мяч в футбольной «коробке», фантазируя себе противников. Таким образом я проводил чемпионаты Европы, мира, выигрывал, проигрывал, получал травмы. Богатое воображение в дальнейшем, уже в профессии, мне помогло. Наверное не случайно после девятого класса я оказался в театральной школе Олега Табакова, пройдя, правда, предварительный, серьезный отбор. Сначала в школе было как в веселом лагере, да и в дальнейшем, несмотря на то, что мы все трудимся с полной отдачей, лично для меня это не работа, а образ жизни. Наша профессия дает возможность побыть другим человеком и обрести множество полезных навыков. И еще приятно это ощущение, что вокруг тебя единомышленники, небезразличный коллектив, который всегда движется, как говорит Владимир Львович, к постоянно достигаемой, но никогда не достижимой цели. Поэтому мы уже сейчас работаем над новым премьерным спектаклем, о котором чуть позже расскажем. А недавно в театре состоялась премьера спектакля «Охота жить» по рассказам Василия Шукшина. Произведения Василия Макаровича написаны не вчера, и многое изменилось с развитием технического прогресса. Но самое главное, что было, есть и будет, — чувства и эмоции, которые испытывает человек. Он по-прежнему любит, страдает, ревнует, ненавидит и восхищается. Поэтому спектакль «Охота жить» про всех нас.
