Одно время он опасался остаться в одном амплуа, но напрасно, — мало у кого из его коллег столь широк список разноплановых персонажей. Актер, одинаково достоверный как в ролях исторических персонажей, так и наших современников, работал с такими знаменитыми режиссерами, как Сокуров, Герман-старший, Месхиев, Лунгин. Человек очень разносторонний, которого, помимо прочего, занимает режиссура, педагогика, музыка, спорт, литература. Федор Лавров в гостях у «Аэроэкспресса».
вопросы задавала Елена Грибкова ǁ фото Евгений Антонюк
— Федор, вы из творческой семьи. Ваш отец, Николай Лавров, служил в Малом драматическом театре в Санкт-Петербурге, мама — Наталья Боровкова, актриса Лентюза. Значит, наверняка вы с детства помните традиционные актерские посиделки с разговорами об искусстве.
— Да, конечно, к родителям в дом приходили коллеги, друзья, все это было. Некоторые личности особенно запомнились. Тот же Виктор Проскурин — дядя Витя, который носил меня на плечах. Очень веселый, легкий, светлый. Лев Абрамович Додин тоже бывал у нас в гостях. Я внимательно за ним наблюдал и видел, насколько он серьезный, погруженный в себя. Он мог молчать, но вокруг него возникала какая-то магическая аура, которую никто не мог игнорировать. Понятно, что во многом, благодаря этой среде, меня воспитавшей, я, хоть и думал одно время о медицине и науке, играл в ленинградском Театре юношеского творчества и выбрал актерство в итоге. Папа от нас рано ушел, а мамочка, между прочим, до сих пор выходит на сцену, иной раз и по два спектакля в день играет. Это ее поддерживает, вне всякого сомнения. Преклоняюсь перед ее трудолюбием и энергией.
— Родители же как раз и заложили в вас установку, что самореализация крайне важна. Вы не раз признавались, что профессия для вас — лестница в небо, которая вытаскивает из всех передряг.
— Так и есть. Работа дает тот прочный фундамент, от которого ты отталкиваешься. И у меня это любимое дело.
— Ваш профессиональный взлет начался с саги «Улицы разбитых фонарей» и «Агента национальной безопасности», а сегодня вас можно увидеть в таких громких сериалах, как «Оттепель», «Ольга», «Бесы», «Последний министр», «Карамора», «Хороший человек», «Территория», «Лучше, чем люди» и др. По какому критерию подбираете себе материал?
— Знаете, раньше мы были так научены, что сериалы — это низкий жанр, что негоже артисту с амбициями сниматься в рекламе и т. д. Педагоги нас настраивали, что следует стремиться к большому кино, к драме, трагедии. И у меня, как и у многих, наверное, существует тяга к многослойному материалу, к сложным текстам, где есть, что играть, так интереснее. Да, бывают проекты необременительные, вроде неплохие, денежные, и это тоже хорошо. Задачи ведь еще разные встречаются. Но есть самое главное, это исследование в профессии. Пытливость свойственна мне и в жизни. Всегда хочется докопаться до сути, «проверить алгеброй гармонию». Понимаете, для меня важна не жанровая стилистика, а сам сюжет, разборка образа. Бывает, что цепляет какая-то черта характера героя или ситуации, в которые он попадает. Резюмирую: если есть жизнь человеческого духа, то я готов воплотить. И могу сказать, что горжусь всеми своими работами. Я их выращиваю и оберегаю.
— Публике вы известны во многих лицах. Вот кто-то вас запомнил лидером рок-н-рольной группы «Чирвонцы».
— Был период, когда я, окончив дирижерско-хоровое отделение музыкальной школы, писал тексты песен, музыку, играл на гитаре, пел и был фронтменом этого коллектива. Тогда понял, что ощущает вокалист на сцене, убедился, что это здорово, но мне не особенно откликается — так, поверхностная радость. Для меня то существование было лишь как ответвление от стержневого, драматического искусства. Сейчас играю иногда лишь по настроению — это не мой хлеб. Как и педагогическая деятельность. Просто однажды Кирилл Серебренников позвонил и позвал к себе на курс, который потом преобразовался в «Седьмую студию». Это было неожиданное предложение, я засомневался, потому что нетерпелив и могу начать бить студентов. (Улыбается). Тем не менее согласился попробовать. Безусловно, быть учителем — это большая ответственность. Думаю, я помог Кириллу лишь тем, что поделился с его учениками уже накопившимся опытом. И я был не тем педагогом, который сидит в кресле и о чем-то важно вещает, наставляет, поправляет. Я выбегал вместе со студентами на сцену, они предлагали варианты, мы их раскручивали. Это было такое оппонирование, которое растянулось на два года. Меня эти талантливые, смелые ребята тоже чему-то учили, как и великие режиссеры, с которыми повезло работать.
— Ваш режиссерский дебют — притча «Сказка для старых», которую вы сделали вместе с Романом Михайловым, она сразу взяла приз на кинофестивале «Дух огня» в прошлом году. Возможно, это знак, что имеет смысл идти в этом направлении?
— Есть такие планы, чувствую, что мне интересна режиссура, у меня получается находить решение. И художественное, и психологическое, и финансовое. Сегодня готовлю какие-то вещи, пишу сценарии с товарищами, но пока ничего конкретно не оформлено, не стоит говорить.
— Актерская природа такова, что даже в самых неприглядных, тяжелых ситуациях они стараются запомнить эмоции, сохранить их в копилке для будущих ролей. Вы согласны с этим?
— Про других не знаю, а у меня не было подобных историй. Лично мне в моменте сложно быть отстраненным, анализировать это минутное настроение. Когда больно, говорю себе, что это пройдет, и все. Не записываю переживаемые чувства ни на какую матрицу. Позже, уже в рабочем процессе, природа откликается, и ты достаешь откуда-то из глубины все, что нужно.
— Читала, что тексты некоторых ролей вы учили весьма нетипично — на утренней пробежке или плавая в бассейне.
— Да, было такое. В Питере, выпуская постановку по многословному Ибсену, учил свои монологи в бассейне. А готовясь к съемкам «Братства», где должен был играть переводчика с фарси, я изготовил карточки с фразами и зубрил текст в движении. Поскольку бегаю я по пять-семь километров почти каждый день, это было весьма эффективно.
— Как полагаете, нынешнее разнообразие киноплатформ дает приток живой энергии?
— Несомненно, чем больше появляется образцов, тем лучше развивается индустрия. Это же диалектика — количество перерастает в качество. И это уже происходит на наших глазах. Телевизионные каналы имеют определенные рамки, а на платформах подчас размещается более рискованный, откровенный, нетипичный контент. В принципе, многие сериалы там по качеству совсем не проигрывают полному метру.
— Мы можем что-то анонсировать?
— В октябре на кинофестивале «Маяк» в Геленджике в основной программе будет показан фильм «Эра» Вениамина Илясова, драма про одинокую женщину. Картина создавалась с трепетной любовью, и я очень жду премьеру. Кроме того, скоро должна выйти лента «777» Александра Ханта. Несколько сериалов тоже на подходе, в том числе «Тень Чикатило», где я играю главную роль. А сейчас снимаем очередной блок «Мосгаза» для Первого канала.
— Любопытно, а вы сами киноман? Что смотрите на досуге?
— Люблю Дэвида Линча, Дэвида Кроненберга, Ингмара Бергмана. Из наших уважаю Сергея Овчарова. Знаете, я не воспринимаю ленты-пустышки и какие-то уж совсем высоколобые. Меня привлекают произведения, возникающие на стыке мейнстрима и авторского взгляда. Обожаю картины, которые с удовольствием смотрят как академик, так и кухарка. В нашей культуре, пожалуй, это «Свой среди чужих, чужой среди своих» Никиты Михалкова. Этот приключенческий вестерн снят оператором Павлом Лебешевым новаторски для своего времени, и он в свое время покорил буквально все слои населения.
— Такая глыба, как репертуарный театр, неизменно присутствовала в вашей судьбе с тех пор, как вы четырехлетним ребенком вышли на сцену, верно?
— Да, после вуза Лев Абрамович Додин не взял меня к себе в Театр Европы, зато я попал в знаменитый БДТ, куда меня принял однофамилец — Кирилл Юрьевич Лавров. Семь лет играл на сцене БДТ, и это был действительно театр-дом. Очень уютная атмосфера за кулисами, в гримерках. Это была жизнь, а не работа. Я еще застал корифеев, подсматривал за ними, и меня это формировало как артиста. Мне посчастливилось выходить на сцену вместе с Фрейндлих, Шарко, Басилашвили, Трофимовым, и эти мэтры брали меня в свою игру. Следующим этапом для меня стал легендарный МХТ, куда позвал Олег Павлович Табаков. Там тоже играл семь лет, но уже без ощущения дома — только захватывающая слаженная работа, так как его структура изначально устроена по-иному — как творческий конвейер, а для меня высшая школа.
— Уже год как вы в труппе Театра сатиры.
— С Сергеем Газаровым давно дружим, были партнерами на площадке, я был занят в его проектах, и тогда еще поняли, что мы люди «одной группы крови». Он «купил» меня тем, что позвал на главную роль в спектакль «Дядя Жорж» по Чехову. Прекрасная постановка и актерский состав. А уже в конце сентября мы выпускаем «Ивана Васильевича» по Булгакову. Так что я доволен, Театр сатиры мне даже где-то старый БДТ напоминает… Меня настолько тепло все приняли, и без проблем решается вопрос с моими съемками. Просто без подмостков тяжело, скучаю.
— А вдали от родного города? Часто бываете в северной столице, где появились на свет?
— Довольно часто. Во-первых, навещаю родных, а во‑вторых, нередко туда зовут дела. Очень, кстати, люблю работать в своем городе. Прямо счастье для меня, когда случаются там длительные съемки. Я вроде в экспедиции, а живу у себя в квартире или на даче. (Улыбается). Но и в Москву я уже давно влюблен, не случайно сюда переехал — сегодня она моя реальность, мы идеально подходим друг другу по темпоритму.
— Получается, Питер теперь для вас некая ностальгия?
— Да, очень теплая, по детству, по юности. Отлично помню эту атмосферу середины 90‑х годов, нервное, рваное время, полное разных событий. Вообще это гигантский клубок всевозможных ассоциаций — и люди, и вода, и воздух, и обшарпанные стены, и темные подворотни, и торжественные парадные. Конечно, в этом городе мое сердце.
— Как-то вы признались, что только совсем недавно стали получать удовольствие от отдыха, так как всегда были неуемным трудоголиком. Это правда?
— Шучу про себя, что я «мальчик позднего созревания». В юности хотелось всего и сразу, а этого не было. Меня же довольно поздно заметил кинематограф, я выпустился из Санкт-Петербургской государственной академии театрального искусства в смутную, тяжелую эпоху, когда было не до фильмов, поэтому несколько лет у меня была сильная нехватка трудовых будней, и потом я уже с жадностью пытался наверстать упущенное, берясь параллельно за несколько проектов. Дорвался, что называется. Но теперь я уже научился смаковать дни отпуска, позволяю себе расслабляться, поскольку постоянно находиться в сумасшедшем режиме просто невозможно, это грозит выгоранием. Я устраиваю себе моменты остановки и кайфую от того, что ничего не делаю. Причем это может быть как дома на диване, так и в путешествии, в смене привычной обстановки. Сейчас популярен номадизм — кочевничество, своего рода, но я, хотя и приходится много гастролировать, не могу сказать, что стопроцентный номад. Я все-таки нуждаюсь в собственной норе, месте длительной дислокации, где можно спрятаться, скрыться ото всех.
