Марина Брусникина — это как знак качества. Мудрая, чуткая, женственная, волевая. Единожды увидев работы ее авторства, попадаешь под их магию. Одинаково талантливая и как актриса, и как педагог, и как постановщик, ровно год назад она стала главным режиссером легендарного Российского академического Молодежного театра. Это и стало поводом для нашей встречи.
Вопросы задавала Елена Грибкова ǁ фото из архива Марины Брусникиной
Марина Брусникина: «Театр — место, где расширяется пространство»
— Марина Станиславовна, многим моим коллегам вы не раз признавались, что совершенно не чувствуете возраста, разделяете молодежные взгляды, поэтому ваш приход в РАМТ вполне логичен.
— Это было логичным для Алексея Владимировича Бородина, который пригласил меня на эту должность, за что ему большое спасибо. Сейчас я в основном рядом с ним, перенимаю опыт, его видение, потому что РАМТ — это успешная, талантливая история. И очень важный для меня период, когда я общаюсь с человеком, который многое может мне дать. А их ведь уже не так много — настолько больших творческих личностей, перед которыми ты — маленький. И они перед тобой, а не за тобой. А это настоящий корифей, который построил актуальный, востребованный театр. Так что я приглядываюсь, естественно, у меня рождаются какие-то свои мысли, задачи, где и как я могу помогать, стать опорой, освободить от чего-то Алексея Владимировича. Это и поиск репертуара, и читка пьес, отбор лабораторий и прочие вещи. Так что теперь это мой новый дом, и цель, безусловно, его сохранить, не дать разрушиться традициям.
— А что отличает именно РАМТ, по вашему мнению? Ваше прежнее представление о нем совпало с тем, что вы увидели, познакомившись поближе?
— Я же ставлю на этих подмостках уже десять лет, поэтому у меня не было каких-то особенных открытий. Безусловно, это интеллигентный, умный театр с интересным репертуаром, с акцентом на то, что не везде делается. Тут не стараются искусственно эпатировать публику, не думают исключительно о кассе — мол, поставим «Красную шапочку», и родители с детьми точно будут ходить. Прежде всего идет поиск достойного нового материала, активнейшая работа со зрителем — клубы, лаборатории. Здесь зритель буквально выращивается, и та любовь, которую театр заслужил уже у нескольких поколений, — ее важно не обмануть, продолжать накапливать, а не наоборот. Нельзя подвести зрителя — это главное.
— Кстати, как вы чувствуете, на что сегодня есть запрос?
— Сейчас люди в принципе ходят в театр, ощущая необходимость такого общения. Причем приходят именно на серьезные постановки. Понятно, что театр был и будет всегда разным, как и зритель, каждый выбирает то, что ему нужно, и это прекрасно. Я бы не стала говорить об определенных тенденциях. Театр, собственно, это то место, где расширяется пространство, где ты способен находиться не только в точке своей жизни, но и еще где-то, и, бесспорно, это дает ощущение объема, это притягивает.
— Если следить за вашими работами, то вас отличает небанальный выбор материала. Чем руководствуетесь прежде всего, берясь за то или другое произведение?
— Эмоциональным впечатлением обычно. Но вот в случае с Набоковым все было по-другому. «Приглашение на казнь», в отличие от других его романов, лично на меня не производит эмоционального впечатления, но произведение настолько загадочное, в нем так интересно разбираться, что мне захотелось принять этот вызов, попробовать сделать спектакль в театре им. М. Н. Ермоловой по приглашению Олега Меньшикова адекватный тексту, чтобы люди могли это смотреть. Другая история была с постановкой «Прыг-скок, обвалился потолок» по сценарию Геннадия Шпаликова в Театре наций. Эта тема несуразности характеров и поступков человеческих давно в меня попала. В первую очередь это касается главной героини, которая из желания сделать хорошее все разрушила. Так что скорее темы затрагивают. Виктор Панченко, замечательный артист РАМТа, сначала выступил инициатором спектакля «Здесь дом стоял», а теперь подбил меня на то, чтобы мы сделали спектакль по Юрию Трифонову, столетие которого будет отмечаться в следующем году. Люблю этого автора. Он вроде как исчез с горизонта вместе с Казаковым, Маканиным, и есть намерение их возвращать. Но это в краткосрочных планах. Долгосрочные я не строю, считаю бессмысленным.
— Сегодня какие темы вам еще хочется разбирать? Какие жанры привлекают?
— Я нахожусь на каком-то внутреннем перепутье — так бывает периодически, когда останавливаешься в своих внутренних размышлениях, что делать дальше? В этом смысле я плыву по течению, и как-то так выходит, что судьба мне сама предлагает варианты, и все складывается. Но если говорить о ближайших планах, то буду делать в РАМТе «Лето Господне» по роману Ивана Шмелева. Еще лет пять назад мы с Алексеем Владимировичем Бородиным начали обсуждать идею этой постановки. Потом все отложилось, я даже не думала об этом, а тут вспомнилось. Что касается более отдаленной перспективы, то ищу среди того, что люблю и еще не сделала. А тут меня позвал Константин Богомолов в Театр на Малой Бронной поставить «Калину красную» Василия Шукшина, и я с радостью за это взялась. Надеюсь, в начале этого театрального сезона сыграем премьеру.
— Не могу не спросить про вашу альма-матер — МХТ, в труппе которого вы служили еще актрисой, а теперь на его сцене идут спектакли, поставленные вами, и вы преподаете в своем родном вузе, Школе-студии МХАТ. Как я понимаю, в педагогической деятельности вы тоже нашли себя, раз стали преподавать еще совсем молодой?
— Да, я это люблю. И мне кажется, нужно, чтобы педагог был, что называется, «играющим тренером». У меня так сложилось, что сразу стало интересно преподавать, потому что ты можешь что-то конкретно сделать, изменить, помочь вырасти человеку. Студенты же приходят из разной социальной среды, и ты можешь этих юных ребят с разными мозгами за четыре институтских года как-то дальше сориентировать в жизни. Потом уже как сложится судьба каждого, но на этом этапе — твоя ответственность. И этот труд дает силы. Тот же обмен энергиями происходит, как в театре.
— А вы уже научились мгновенно распознавать потенциал абитуриентов?
— Интуитивно распознаешь, но, бывает, и ошибаешься, человек раскрывается позднее. Кроме того, нередко за дальнейшей успешной карьерой стоит не талант, а крепкий характер или обыкновенное везение. Одаренный актер вполне может никуда потом не вписаться. Талант далеко не всегда пробивает себе дорогу. Олег Павлович Табаков постоянно повторял, что талантам надо помогать, а бездарности прорвутся сами. У него, кстати, было уникальное чутье на талант, нюх, который никогда не подводил, и это было поразительно. Всегда, когда он приходил на конкурсы, его четкое мнение о той или другой кандидатуре, порой парадоксальное, учитывалось. Мы сомневались порой, ведь из восьмидесяти человек требуется выбрать двадцать, но он твердо советовал брать, мы это делали — раз Табаков видит, значит есть там зерно, — и не разочаровывались.
— А вы сами ведь ученица Олега Николаевича Ефремова. Даже когда вас уже точно брали в ГИТИС, вы отказались от знаменитого института в пользу Школы-студии и Ефремова как мастера.
— В том потоке это был самый крутой вариант. Олег Николаевич редко набирал студентов, и мы были вообще вторым его курсом. Ефремов научил меня работе в коллективе, отношению к делу. Он к этому сам подходил как к служению.
— И вы почти сорок лет провели в МХТ. Сложно, наверное, было оставить привычные стены…
— Понятно, что много лет ходишь по этим лестницам, коридорам, все знакомо, привязываешься к людям, но стабильность — это же миф, все претерпевает изменения, и МХТ менялся много раз на моих глазах и с моим же участием. Хотелось продолжать ефремовскую линию, потому что он в нас верил. Но ты отдаешь себе отчет, что рано или поздно театр все равно останется без тебя. Чуть раньше, чуть позже — какая разница? Не переживала еще и потому, что у меня нет ощущения, что ушла тотально — проекты там осуществляю. Так, на Ночь театров делала читку пьесы Булгакова, затем организовывала концерт ко Дню космонавтики, с которым мы летали на Байконур, на космодром «Восточный». То есть я там плотно занята, и слава богу, потому как душой не оторваться ни от кого, все мои друзья там. Но не принять предложение Алексея Владимировича я не могла. В данный момент чувствую себя нужной на этом месте.
— Вы доверяете миру и принимаете все, что приходит.
— А как может быть иначе? Я постоянно ощущаю контроль кого-то сверху, и помощь тоже. Правильные решения к тебе же всегда приходят неожиданно, каким-то непонятным образом, бывает, что не сразу. Но если ты человек внимательный, то считываешь определенные знаки.
— Театр «Практика», где вы художественный руководитель, какую роль играет в вашей жизни?
— Это маленький театр, без труппы, что важно, там могут работать разные коллективы, и там только современная драматургия рассматривается. Этим «Практика» отличается от других театров и тем, что это площадка для самореализации молодых. И публика там определенная, что-то она принимает, что-то нет, и мы настроены на нее — слушаем и слышим. Скажу, что это очень любопытное театральное место на карте Москвы. Восемь премьер мы выпустили уже в этом сезоне! Так что нам есть чем гордиться, репутация у нас что надо!
— Ныне появляются фанаты документального театра, иммерсивного. Что скажете о форме?
— Я — за разнообразие. Следует учитывать все возможности, которые предлагает время, и уметь этим пользоваться. Здорово, когда по необходимости все вступает в коллаборацию и язык театра меняется.
— С чем связано то, что кино в вашей жизни так мало?
— С тем, что я уже давно не актриса. Это не мой путь. В юном возрасте в кинематограф как-то не звали, а теперь у меня уже иная деятельность. Иногда, правда, случаются приятные неожиданности, вроде участия в двух фильмах Светланы Проскуриной — «Воскресенье» и «Первая любовь». Но на постоянной основе трудно заниматься и тем и другим — некогда. Конечно, если бы мне предложили какую-то интересную роль, то я бы выделила время, но пока обязанности и приоритеты иные. Хотя, по закону больших чисел, не стоит себя ограничивать. Мир гораздо шире и масштабнее, чем ты в нем реализовываешься. Только перепробовав много чего, человек может сделать вывод, что его, а что нет. Это факт.
— Ваш муж — Дмитрий Брусникин — был выдающимся режиссером своего поколения, и вы, поженившись еще студентами, прожили вместе тридцать девять лет. Какие открытия вы совершили рядом с этим мужчиной?
— Я считаю, что Дима меня воспитал. Это счастье невероятное, что я встретила такого человека. Степень его одаренности, внутренней свободы, деликатности, интеллигентности, его любви к людям, к жизни, независимости от обстоятельств, оптимизма невероятного превышала все мыслимые каноны. Я всему училась, впитывала. Не была бы такой, как сегодня, если бы не он. А благодаря его вере в меня за спиной вырастали крылья. Дима был редким человеком, недаром таких рано забирают.
— Если говорить про ваше творчество, то, мне кажется, вам одинаково присущи как новаторство, так и лиричность, некая даже ностальгия. Верно?
— Знаете, никогда не занимаюсь ностальгией или специально какой-то лирикой. Терпеть не могу всяческие клише. Я просто беру автора и ставлю его произведение. У меня были поэтические вечера в МХТ, где звучали строки Самойлова, Бродского, Ахмадулиной, но это совсем не ностальгия. Я, между прочим, даже не склонна возвращаться в прошлое — жестко отрезаю все, что было.
— Жизнь научила такому подходу?
— Наверное, было в моей природе изначально заложено, что в критические моменты я словно замораживаюсь, иначе есть риск разрушиться. И эта привычка закрывать занавес и идти дальше уже в натуре присутствует.
— Охота к перемене мест вами владеет?
— Люблю ездить, и я благодарна своей профессии, которая позволила объездить с гастролями всю нашу страну. Если бы не такая работа, то вряд ли бы мне удалось пять раз побывать на Сахалине. Обожаю смотреть другие города, жить в гостиницах и рада тому, что жизнь проходит в каких-то бесконечных поездках.
— Но при этом место силы у вас в квартире на Сретенке, как я читала.
— Это было давно. За последние два года я переехала уже три раза. Такой у меня этап — хочется что-то менять. Картинку за окном в том числе, поэтому и путешествую по городу. Порой попадаю в незнакомый район, все кругом нравится, и я даже жалею, что тут уже не поживу. Нет у меня тяги прирастать к одному углу. Вот с Димой мы сравнительно долго жили в одной квартире, но едва с нее съехали, я о ней забыла в тот же день. Так что не привязываюсь я к предметам — нам же здесь ничего не принадлежит, в конце концов. И движение мне необходимо. Когда люди на полгода снимают жилплощадь то в одном конце мегаполиса, то в другом, это как раз мой случай. Мне близок такой образ жизни.
— Судя по всему, вы далекий от быта человек.
— С одной стороны, да, я не сенсорик, не зацикливаюсь на этой теме и совсем не трачу на нее время, а с другой, от нее совсем не убежать, и я слежу за чистотой, за порядком в доме и, когда надо, очень вкусно готовлю. Легко и быстро. И еще мне повезло с хозяйственной сестрой — все тяготы ремонта она взяла на себя, потому что для меня это ад.
— Что вас вдохновляет?
— Природа, кино, музыка, театр. Мне важно получать информацию, на которую я могу ориентироваться. Так, недавно побывала на замечательной опере «Норма» в постановке Адольфа Шапиро в театре имени Станиславского и Немировича-Данченко, на талантливом спектакле «Мадам Бовари» Антона Федорова, который всегда виртуозно ходит по грани. Периодически посещаю консерваторию и смотрю много хороших фильмов, которые расширяют сознание. Как старые ленты, так и новинки. Искусство же вечно — что было животрепещущим сто лет назад, таковым и осталось. Все настолько пересекается, повторяется.
— Вам удается ежедневно жить на максимальных оборотах и все успевать?
— Каждый день я нахожусь одновременно чуть ли не в пяти местах, поэтому ответ будет утвердительным. Но не могу сказать, что у меня при этом хватает времени на жизнь — на себя, на друзей, на детей, на внуков.
— Но я не сомневаюсь, что вы крутая бабушка!
— Со старшим внуком общаюсь чаще, а с младшим совсем редко. Как мама я была больше задействована — сын у нас ходил и на теннис, и на коньки, и на рисование, и на тхэквондо, и в музыкальную школу. Но мое сердце сжималось, когда видела в окно, как этот малыш идет в мороз, в темноте, с пакетиком в музыкалку… Бросил ее в итоге. Я за всестороннее образование, но в то же время и за свободу без давления. Жалко детей, что-то выполняющих из-под палки. Нужно прислушиваться к своему ребенку, быть ему другом, давать воздух в поисках себя. Лучше как можно раньше выявить способности и уже с удовольствием идти в этом направлении. Вообще, главное, чтобы человек вырос хорошим.
