У входа в кабинет Терезы Ганнибаловны Дуровой, художественного руководителя Театра Терезы Дуровой, стоит большая нарядная кукла, внешне — настоящая ее сестра-близнец. Она считает ее своим оберегом. Говорит, кому-то «близнец» очень нравится, кто-то проходит мимо, а кто-то и вовсе, увидев, раздражается. «Кукла просто не подпускает ко мне плохих, — улыбается Тереза. — Так что она не просто так здесь стоит». Меня кукла «впустила», и этой удачей я не преминула воспользоваться.
— Тереза, вы скоро празднуете 70‐летие, театр — 30‐летие. Юбилей — это всегда повод подводить некие итоги и строить планы… Или нет?
— Я не отношусь к цифрам в паспорте с трепетом. Они просто цифры. Юбилей для меня просто день рождения. А вот то, что касается 30-летия театра, это, конечно, очень важная дата. Театр ведь появился в тяжелое время, когда в принципе был никому не нужен, и выжил. 30 лет, с одной стороны, — это много, с другой, относительно человеческой жизни, только старт, когда начинаешь осознавать, кто ты и что ты. А с точки зрения театра мы вообще совсем юные, однако уже очень опытные, крепкие, нужные семьям: подросткам, мамам-папам, маленьким детям – всем. И для нас это большая радость.
— Театр ведь не сразу стал таким, каким мы знаем его сейчас.
— Театр вырос из большого фестиваля эстрадных клоунов, который мы с Юрием Владимировичем Никулиным проводили в Москве в 1991 году. После этого фестиваля несколько самых сильных клоунских ансамблей осталось в Москве. Мы их объединили и в 1993 году объявили о создании первого в мире Театра клоунады. Москва взяла нас под свое крыло, мы стали Московским государственным театром, а направление театральной клоунады получило свое новое развитие. Чуть позже этот жанр мы начали развивать как бы внутри него самого и переросли в музыкально-драматический театр. Но с элементами клоунады, которая у нас в крови, и других цирковых жанров. Так что удивлять зрителей у нас получится.
— Можно ли назвать какой-то из спектаклей вашей визитной карточкой?
— Нашей визитной карточкой все считают «Летучий корабль». Зрители, бывает, смотрят его по 5-6 раз. Это полноценный большой мюзикл по мотивам знаменитого мультика. Там великолепная музыка Максима Дунаевского, изумительные стихи Юрия Энтина. Мэтры специально для нашего спектакля написали 8 новых шлягеров. Вторая визитная карточка – «Принц и нищий», очень важный и нужный разговор о том, кто мы, где мы, какие мы, как на нас влияет социум, как воспринимают нас люди, по одежке или по уму, ну и так далее. Вообще, чем больше каких-то интересных смыслов внутри спектакля, тем лучше он воспринимается зрителем именно семейным. Каждый видит в нем свое. А для нас главное, о чем побывавшая у нас семья будет говорить дома, после спектакля. Потому что сплоченность семьи как раз в этом – в дискуссиях и умении понять друг друга.
— Кстати, о семье. Знаю, что сценарии для многих спектаклей пишет ваш сын Артем Абрамов.
— Да, это действительно так. Артем — талантливый драматург, можно сказать, продолжатель династии. И дед Артема, Александр Иванович Абрамов, и его отец, Сергей Александрович Абрамов, писатели. У нас была огромная библиотека, сын вырос среди книг, в том числе деда и отца, и у него природное чувство языка. Он всегда писал легко и много, а уже взрослым издал в паре с отцом несколько совместных книг.
Но тут еще очень важный момент: Артем — отец троих детей, и он очень хорошо знает детскую и подростковую психологию, знает, для кого пишет и как это делать. Его мальчикам 17, 11 и 9 лет. Они очень начитанные ребята и очень разные, каждый со своими историями и восприятием мира.
— Ваши внуки частые гости театра?
— Нет, они меня не балуют. И у меня нет такой задачи, чтобы они обязательно продолжили то, что делаю я, или то, что делает Артем. Наши спектакли они смотрят, понимают, что это большой труд, но пока не проявляют к театру никакого интереса кроме зрительского.
— А вы, когда росли, проявляли интерес? Вы же дочка знаменитой дрессировщицы слонов, тоже Терезы Дуровой.
— Вот буквально вчера вспоминала, какой у меня стаж. Я начала работать, когда мне было 12 лет. А в этом возрасте вы не знаете, это проявление интереса или образ жизни. Естественно, цирк — это переезды, репетиции, родители, которые целый день на работе, а ты рядом с ними. Поэтому это просто твоя естественная жизнь.
— Что вы делали тогда на манеже?
— Дрессировала слонов, но это уже давняя история, и я не очень люблю ее вспоминать. История сегодняшней моей жизни, моего театра уже намного дольше, глубже и интереснее чем то, что было тогда. Хотя многих до сих пор интересует именно мое цирковое прошлое.
— Но это правда экзотика, это ваши истоки.
— Сегодня у меня совсем другие истоки — 30 лет службы в театре, за это время очень многие вещи были мною сделаны, открыты, придуманы и сконструированы.
— А что было придумано, что сконструировано?
— Все мои коллеги, глядя на то, что мы делаем, говорят: «Тереза, ты неформат». И для меня это высшая похвала. Если я неформат, значит смогла в масштабах московской театральной среды пробить свою нишу, нишу неформата. При этом я ни с кем не спорю, не конфликтую, не соперничаю, просто делаю свое дело. У нас музыкальные спектакли, играем только с живым оркестром, наши актеры поют только вживую, мы очень много времени уделяем движению, работаем только с очень хорошими художниками-сценографами, все время с одной и той же командой. Актеры приходят на работу минимум в 11 утра и уходят за полночь, потому что внутри театра очень много постоянных занятий: это и вокал, и хореография, и актерское мастерство, и репетиции.
Одно из наших ноу-хау — этническое направление. Мы единственные, кто развивает его в таком ракурсе. Если берем Японию — это значит, что Артем полностью погружается в культуру, музыку и традиции этой страны. Мы приглашаем людей, которые жили в Японии, знают и понимают ее, и они нам читают лекции. Интересно, как люди относятся к той или иной жизненной ситуации, какие у них есть отправные точки, как они определяют, что хорошо и что плохо, как выходят из кризисных ситуаций.
И это совершенно другая структура мышления. Например, вот один из японских постулатов: если ты хочешь сделать что-то быстро, то это надо делать очень медленно, но только без остановки. Стоит взять на вооружение, правда?
По ходу спектакля звучит японская речь, и зрители могут оценить красоту языка, а в оркестре присутствуют национальные инструменты.
То же самое касается Балкан, индийского «Маугли» или карело-финской «Калевалы». То есть мы поднимаем совершенно разные этнические культурные слои. И это не просто экзотика, это помогает в жизни.
— В каждом театре, как и в любой семье, собственные принципы и законы жанра. Какие у вас?
— У нас закон очень простой: мы понимаем и осознаем нашу ответственность перед зрителями, которые пришли в театр. Потому что мы за их деньги претендуем на самое важное в их жизни — время. Плохо, если это время потрачено зря. Если вдруг мы не с полной ответственностью и не с полным уважением к зрительному залу вышли на сцену, значит нам вообще не стоило этого делать. Человек должен уйти от нас обязательно с чем-то новым — новыми знаниями, новыми чувствами, новыми идеями, новым дыханием, новой группой крови, если хотите. Вот тогда я понимаю, что вправе продавать билеты. И это знают все. И работают над этим не только актеры, но и гримеры, костюмеры, монтировщики, художники по свету, по звуку. У нас огромная команда, которая сопровождает спектакль, и все они очень важны, от них зависит конечный результат: чтобы человек ушел от нас счастливым.
— Получается?
— Получается. Для этого надо совсем немного — каждый день быть на работе и смотреть все свои спектакли. Я присутствую всегда. Мои актеры без меня на сцену не выходят. То есть они, конечно, на сцене без меня, но я сижу в зале и смотрю, как идет спектакль.
— Их это не смущает?
— Думаю, их очень сильно смутит, если меня вдруг не будет. Они просто не поймут, что произошло.
— Каким должен быть актер, чтобы попасть в труппу вашего театра? Как вы их выбираете и отбираете? И как собирается команда?
— Когда человек приходит на кастинг, я сразу вижу, может он или нет с профессиональной точки зрения быть актером моего театра. Может, если он артист по природе своей — профессионально поет, у него тренированное тело, он трудоспособен, у него хорошая дикция. Беру его тогда на пробу. А дальше, как решит труппа. Потому что он начинает входить в ее состав, начинаются репетиции, а с ними принятие или непринятие законов существования нашей жизни, нашей труппы, нашей семьи. Человеку это может быть некомфортно, и он тогда говорит: «Извините, я пошел, — или, — да, мне это нравится, мне здесь хорошо, я здесь дома».
— А что может у вас актеру не понравиться?
— Все люди разные, и актеры не исключение. Есть ребята, которые ищут свой театр, как свою семью. Есть актеры, которые сразу требуют для себя главных ролей, а мы трупа ансамблевая. И сегодня актер играет главную роль, завтра второстепенную, послезавтра на третьем плане просто создает ауру спектакля или танцует в кордебалете. То есть мы все время меняемся, нам не зазорно проходить разные этапы актерского присутствия на сцене. Премьеры и примы у нас все. Я люблю говорить, что мой театр — ансамбль индивидуальностей. И это действительно так.
— Тот, кто ваш, с вами надолго?
— Те, кто мои, по много лет со мной. Это не только актеры, но и костюмеры, и художники, и музыканты, и монтировщики, и уборщицы. Я не люблю менять людей, искать тех, кто лучше. Так проще и интереснее. Потому что в каждом человеке идет собственный процесс развития, становления или перехода из одного качества в другое. К вам приходит, к примеру, парень, который просто что-то может делать руками, а через несколько лет он становится заведующим постановочной части, прекрасно читает чертежи, знает всех мастеров, все мастерские. Он знает, что его вырастил этот театр. За декорацию, которую ставит на сцене, он точно так же отвечает перед публикой, как и все мы. Или девочки, которые убирают у нас. Мне совсем не сложно, войдя в театр, сказать: «Боже мой, родные мои, какие же вы замечательные, как я вам благодарна за то, что мы все время в чистоте живем». Один раз скажу, и они расцветают, и у меня опять все в порядке. Я вообще стараюсь создавать вокруг себя атмосферу радостную и чистую. Мои актеры, когда выходят на сцену, всегда здороваются друг с другом, обнимаются, чуть ли не целуются. Точно так же они здороваются с музыкантами, монтировщиками, осветителями, все всех знают по именам.
— Неужели не бывает межличностных проблем?
— В семье бывают разные ситуации… Понимаете, в западном театре каждому актеру положен личный психолог, потому что он играет разные роли, ему нужно, чтобы его кто-то подпитывал, чистил внутреннее состояние, будил внутреннего ребенка и вновь «усыплял» его. Так вот, я такой один большой психолог для всех 290 человек, которые работают в моем театре. Если у них что-то случается, они приходят ко мне. Так что я немножко подрабатываю, правда бесплатно, ну ничего.
— А что вас может разозлить?
— Ложь. Могу простить все, что угодно, но не могу принять, если мне лгут. И первое условие, которое озвучиваю новым актерам, не врать.
— Хотела бы спросить, когда вы отдыхаете и где вы отдыхаете? Как вы оставляете вашу большую семью?
— Я оставляю эту большую семью, когда вся она уходит на каникулы вместе со мной. Отдыхаю в основном в джаз-клубах. Очень люблю джаз, он меня расслабляет, прекрасно себя чувствую, когда наблюдаю за музыкантами, мне нравится не только слушать, но и смотреть, как они играют. Нравится импровизационная составляющая джаза. Никогда не знаю точно, что услышу, для меня это всегда ново. Другой вид отдыха — книги. Причем я давно не очень люблю литературу, которая не приносит каких-то новых знаний. Поэтому в основном это либо психологи, либо философы, либо историки. Еще я отдыхаю на репетиции. Когда идут хорошие репетиции — это такое блаженство!
— То есть на сцене репетируют, а у вас релакс?
— Да, конечно, у меня релакс полный. Вот когда идет спектакль, тогда релакса нет, я напрягаюсь, потому что, сидя в зале, мысленно играю вместе с ними, держу руку на пульсе. Каждый звук, каждое движение, каждая мотивация, мизансцены — я через все это прохожу. И поэтому после каждого спектакля немножко устаю. А когда идет постановка, просто репетиция, тогда, конечно, это блаженство.
вопросы задавала АЛЛА КРАСИНСКАЯ ǁ фото ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА ТЕРЕЗЫ ДУРОВОЙ
